«Мы как общество дичаем». Три шага к тому, что пытки стали нормой

“Статья, которой нет”: когда российское общество заговорило о пытках

Вечером 8 сентября 1998 года 22-летний сотрудник ГАИ Алексей Михеев подвез из Богородска в Нижний Новгород Марию Савельеву. Он высадил ее в городе и поехал домой. Спустя два дня домой к Михееву пришел начальник и увез Алексея в богородское отделение полиции. Там сотрудник ГАИ узнал, что Мария пропала. Михеева обвинили в убийстве девушки. Милиционеры посадили его в камеру к рецидивистам, пообещав рассказать тем, что он изнасиловал несовершеннолетнюю. Несколько дней Михеева уводили на допросы, на которых связывали и били, требуя дать признательные показания. Алексей все отрицал.

19 сентября милиционеры перевезли гаишника в РУВД Нижнего Новгорода. Там его начали пытать током. Чтобы прекратить боль, Алексей Михеев признался в убийстве. Затем ему велели показать, где находится труп, и пригрозили повесить на него еще несколько убийств. Под угрозой новой пытки гаишник нарисовал схему места, где якобы спрятал тело Марии, а когда милиционеры отвлеклись, выбросился с третьего этажа. Он сломал позвоночник. Из-за травмы тело Алексея было парализовано ниже пояса. В тот же день Мария Савельева вернулась домой. Она была у друзей.

Дело о применении пыток к Алексею Михееву длилось семь лет. Различные органы трижды отказывали в возбуждении уголовного производства, трижды приостанавливали его и 20 раз выносили постановления о прекращении. Нижегородские правозащитники, помогавшие Алексею, получили от прокуратуры ответ: «„Фактов“ применения „пыток“ на территории области не установлено».

Это был один из первых в истории современной России случай, когда официальный орган использовал слово "пытки" в документах. А сам ответ поспособствовал созданию нижегородского Комитета против пыток в 2000 году. 

В 2001 году гаишник обратился в Европейский суд по правам человека. Решение ЕСПЧ по делу «Алексей Михеев против России» стало первым в истории страны, касающимся пыток в милиции. В 2006 году Европейский суд постановил выплатить Алексею 250 тыс. евро (на то время около 6,5 млн руб.). Российская казна перечислила деньги на счет клиники в Норвегии, где он лечился, но его иск о компенсации дальнейшего лечения и поддерживающей терапии остался без удовлетворения. Сотрудники милиции, пытавшие Алексея, получили по четыре года колонии. 

В СССР сотрудники силовых ведомств могли пытать граждан в тюрьмах – чтобы заключенных было проще контролировать. А чтобы запугать диссидентов и любых “инакомыслящих”, сотрудник НКВД мог отправить неугодного человека в психбольницу на принудительное “лечение”. Это явление получило название “карательная психиатрия”.

Сотрудники тюрем часто приходили работать в милицию: во время и после распада СССР тюремная и милицейская система управлялись Министерством внутренних дел. Бывшие надзиратели, привыкшие пытать заключенных, переносили методы работы в свою новую профессию. В 90-е годы ситуация только ухудшилась, потому что в милицию приходили работать буквально “люди с улицы” - в том числе из криминальной среды.

Права заключенных нарушались повсеместно, тюрьмы были переполнены и коррумпированы настолько, что в 1995 году Госдума хотела передать управление тюрьмами в ведение Министерства юстиции. Так и случилось в 2004 году с созданием Федеральной службы исполнения наказаний. Ранее, в 1996 году, Россия вступила в Совет Европы и ратифицировала европейскую конвенцию против пыток, поэтому с 1998 года россияне смогли обращаться в Европейский суд по правам человека (Россия вышла из Совета Европы в 2022 году, вскоре после начала войны в Украине).

Пытки, тем не менее, не исчезли. ООН обращала внимание Российской Федерации на другие факты: как сотрудники ярославской колонии несколько лет избивали заключенных, пензенские сотрудники ФСБ били и насиловали антифашистов, а сочинские полицейские - строителя-гастарбайтера. В докладах российских правозащитных организаций, которые они отправляли в ООН, фиксировались пытки в отношении беженцев, правозащитников, журналистов, гражданских активистов.

Россия не приняла статью уголовного кодекса о пытках. До 2021 года за пытки обычно судили по ст. 117 "Истязание" или ст. 302 "Принуждение к даче показаний" УК РФ. В 2022 году правозащитный проект Gulagu.net опубликовал крупный архив о пытках в саратовской тюремной больнице, и власти решили ужесточить законодательство. Они внесли изменения в ст. 286 «Превышение должностных полномочий». Тогда закон впервые определил пытку как насилие с определенной целью: получить информацию или наказать человека. По новому правилу пытки причисляются к особо тяжким преступлениям и караются сроком от четырех до 12 лет лишения свободы, а срок давности за их применение увеличился с 10 до 15 лет (это было важно потому, что российские суды и ЕСПЧ не всегда успевали рассмотреть заявление за 10 лет). Статьи, по которым обычно судят за пытки, применяются и в других случаях. Поэтому невозможно собрать статистику уголовных дел только по пыткам и увидеть масштаб проблемы.

О распространенности пыток нельзя судить и по количеству приговоров за их применение. Адвокат Павел Чиков отмечал, что в 2010-е годы суды выносили больше 1 тыс. приговоров по "пыточным" статьям каждый год, а к 2021 году это число снизилось до 500. Но не потому, что пытать стали меньше.

– В 2010-е годы Россия жила в другой правовой реальности, стараясь соответствовать международным нормам. Нужно было показывать, как мы побороли это противное явление, – считает глава правозащитного проекта "Первый отдел" Дмитрий Заир-Бек.

“Животворящие гуманные шокеры”: когда пытки стали публичными 

Вечером 25 января 2018 года антифашист Игорь Шишкин вышел погулять с собакой в центре Петербурга и заметил на улице черный минивэн. Стоявшие рядом с машиной люди приблизились к Игорю, ударили его по лицу, затолкали его в машину и отвезли в лес. Там Шишкина связали и пытали током. Затем его отвезли в здание ФСБ в Петербурге. Из парня выбивали признание, что он участвовал в террористическом сообществе "Сеть"*. Игорь подписал признательное. Он провел в тюрьме 3,5 года, а после освобождения уехал из России.

Долгое время пытки были непубличными. Информация о них появлялась в СМИ, только если кому-то из заключенных или сотрудников колонии удавалось передать журналистам кадры с внутренних камер. Или если на насилие со стороны государственных органов жаловались потерпевшие, присылая свои фотографии со следами избиений.

Многие россияне впервые узнали, силовики применяют пытки, в 2017–2018 годы. Тогда подозреваемые в создании террористических сообществ "Сеть"* и "Новое величие"* рассказали журналистам, что признательные показания силовики выбивали при помощи истязаний. В те же годы фонд “Общественный вердикт” опубличил расследование о пытках в исправительной колонии в Ярославле, а проект Gulagu.net - в тюремной больнице в Саратове. Также гомосексуальные люди из Чечни публично сообщили, что полицейские держали их в секретных тюрьмах, требовали выдать других ЛГБТ-персон, вымогали деньги.

После волны публикаций с историями потерпевших и кадрами с камер видеонаблюдения Владимир Путин в ноябре 2021 года уволил главу ФСИН Александра Калашникова. В декабре того же года СКР впервые передал правозащитникам данные по делам о пытках в колониях и СИЗО. Однако в то же время власти блокировали работу проектов, распространявших данные об истязаниях и помогавших потерпевшим. Фонд “Общественный вердикт” и “Комитет против пыток” стали иноагентами еще в 2014–2015 годы. В 2021 году этот статус получили организации и медиа, работа которых касается темы пыток: “Зона права”, “ОВД-Инфо”, “Медиазона”. В 2021 году Роскомнадзор заблокировал сайты правозащитных проектов “Команда 29” и Gulagu.net.

“Давайте завинтим всех”: когда пытки стали нормой

В 2010-е постепенно становился нормой не только факт пыток - для устрашения или ради признаний. Привычными стали и видеозаписи пыток или извинений после них. Правозащитники публиковали доказательства истязаний, чтобы добиться расследования и суда. Силовики, в свою очередь, использовали выбитые под пытками и зафиксированные на видео показания для обвинения подозреваемых. Но еще - для создания их негативной репутации в соцсетях и для нормализации самого факта пыток. Видео распространяли провластные паблики и телеграм-каналы, а оттуда они попадали в городские сообщества, локальные чаты, личные переписки. Россияне привыкали смотреть на пытки.

Фигуранта дела о создании террористического сообщества, предполагаемого лидера "Нового величия"* Руслана Костыленкова задержали в квартире. Его избивали, связали и посадили на стул, чтобы допросить, душили пакетом, изнасиловали молотком. Затем Костыленкова заставили записать признательные показания на видео. Ролик в тот же день опубликовал телеграм-канал "Кремлевская прачка". Видео должно было доказать вину Руслана и сказать российскому обществу: террорист задержан, все под контролем. План силовиков сработал. Российское общество получило сигнал: обвиненных в терроризме людей можно пытать, чтобы предотвратить возможную трагедию или выбить из них информацию.

После теракта в московском “Крокус Сити Холле” в марте 2024 года в сети появились фото и видео подозреваемых со следами истязаний на телах. Задержанных пытали током и душили пакетом, одному отрезали часть уха, другому выбили глаз.

Когда кадры пыток массово распространились в соцсетях, а комментаторы начали в том числе одобрять действия силовиков, теракт оброс медийными символами. Например, в сети появились изображения ножа, которым резали ухо подозреваемому в теракте. Владелец ножа, неонацист Евгений Рассказов, пробовал продать его на аукционе и, по его словам, ставки доходили до 10 млн руб. (позже этот пост был удален). Россияне раскупили ножи этой модели. Формулировку “уши отрезать” комментаторы в соцсетях использовали по отношению к другим подозреваемым в совершении теракта и даже их адвокатам. Член СПЧ Ева Меркачева назвала угрозы “тестом на правовую культуру”. “Пройдем ли мы его? Пожалуй, это один из главных вызовов современности", — написала она.

Нормализация пыток, уверен глава правозащитного проекта "Первый отдел" Дмитрий Заир-Бек, приведет к новой волне еще более жестокого и беспощадного государственного насилия:

 – Сейчас пытают “плохих парней”, но параллельно с ними пытают невиновных. А вскоре “плохими парнями” будут не те, кто убил 140 человек, а ваш родственник, которого задержали на улице за распитие алкоголя, или знакомый, который гулял во дворе, а соседи подумали, что он ищет закладку. Пытать будут за подозрительные подписки в телефоне и за фотки с украинским флагом. Сегодня мы говорим о массовости пыток, завтра они будут повсеместно.

Применяя пытки, власть теряет свою функцию хранителя справедливости, говорит Заир-Бек:

– Государство нужно для того, чтобы мы не устраивали самосуды, не собирались, как в каменном веке, забивать людей палками и сжигать их на костре. Получается, мы как общество дичаем немножко. А может, и множко.

“Реалити чек”: почему одобрение пыток растет 

Исследовательская организация "Левада-Центр" провела ежегодный опрос о применении пыток в апреле 2024 года, вскоре после теракта в “Крокусе”. 47% опрошенных россиян считает, что “в исключительных случаях" к людям можно применять пытки. Например, когда речь идет о подозреваемых в тяжких насильственных преступлениях. Процент опрошенных, которые допускают применение пыток в таких случаях, вырос на 19 процентов с 2019 по 2024 годы.

- За пределами “информационного пузыря читателей независимых медиа” значительная часть людей одобряет жестокое обращение с подозреваемыми, ведь [они думают, что] “пытают током заведомо плохих людей”, - говорит правозащитник Дмитрий Заир-Бек.

Процент людей, которые выступают категорически против пыток, снизился с 59% в 2019 году до 35% в 2024 году.

Юрист фонда "Общественный вердикт" Яков Ионцев обнаружил закономерность: чем больше потенциальная общественная опасность преступления, тем выше одобрение пыток над подозреваемыми. И наоборот: люди склонны неодобрительно относиться к пыткам за мелкие правонарушения.

Россияне одобряют пытки, потому что хотят вернуть себе психическую устойчивость и контроль над реальностью, если произошло ЧП. Одобрение истязаний может быть защитным механизмом или признаком расчеловечивания подозреваемых и преступников. Яков Ионцев в разговоре с “7х7” упомянул, что зрители “пыточного” контента считают потерпевших от пыток не совсем людьми, если те совершили жестокое преступление. Люди считают пытки механизмом устрашения для преступников, считая, что другие методы в их случае не работают. 

Дмитрий Заир-Бек называет пытки реакцией на запрос общества о справедливости, возвратом к принципу “замочим в сортире” (так Владимир Путин предлагал поступать с террористами перед своим первым президентским сроком):

– Когда государство как институт не способно предотвратить террористический акт, оно демонстративно жестоко карает тех, кого наречет террористами.

Кроме того, что жертв пыток общество демонизирует, акторов насилия - как правило, силовиков, государственных деятелей - россияне считают героями. В мае 2023 года 19-летний житель Волгограда Никита Журавель якобы по заданию “украинских спецслужб" опубликовал видеоролик, на котором сжигает Коран на фоне Волгоградской соборной мечети. Суд в Грозном приговорил Журавеля к 3,5 годам колонии. В августе он пожаловался на избиение в колонии и рассказал, что это сделал сын Рамзана Кадырова Адам. Региональный омбудсмен заверил, что "в Чечне «никто не может быть подвергнут истязаниям" и пообещал провести проверку. В сентябре Рамзан Кадыров выложил в своем телеграм-канале видео избиения и сказал, что гордится сыном.

В октябре Адам Кадыров получил звание Героя Чеченской Республики. Пользователи соцсетей обвиняли Никиту Журавеля в недостойном поведении, чеченские чиновники называли его “провокатором”, “врагом всех религий”, “сатанистом” и “шайтаном”, а жители Грозного вышли на протесты, требуя для Никиты сурового наказания. По словам Рамзана Кадырова, на протесты собралось 60 тыс. человек. 

Война влияет на восприятие пыток массовой аудиторией. Она нормализует насилие, особенно среди тех, кто ее одобряет. По мнению Дмитрия Заир-Бека, публикации тюремных архивов, распространение кадров издевательств, посты с “извинениями” избитых людей в провластных каналах стали обыденностью еще до начала войны, а затем толерантность людей к насилию снова повысилась. Именно поэтому фото и видео подозреваемых в теракте в “Крокусе” не вызвали у многих людей ужаса, а стали символом соразмерного наказания, ответом на насилие.

– У многих знакомые служат, были ранены, погибли. Предсказуемо, что в таких условиях люди будут проще относиться к пыткам: "Тут и с добропорядочными людьми всякое происходит, а вы про этих упырей говорите", – согласился с Заир-Беком Яков Ионцев.

“Мы вам не верим”: как и зачем сопротивляться нормализации пыток

Социолог Фонда "Общественный вердикт" Асмик Новикова заметила, что чем больше появляется информации о жестокости и пытках, тем чаще возникает эффект опривычивания насилия. Но это не значит, что о пытках нельзя говорить. Напротив, публикация фактов о пытках, в том числе с описанием того, что именно произошло, помогает людям узнать об истязаниях, инициировать общественную дискуссию, добиваться изменения законов. 

– Человеку не в теме это помогает понять глубину кроличьей норы. Все теоретически понимают, что пытки - это неприятно, но не все осознают, что это такое на самом деле, – сказал Яков Ионцев.

По его мнению, общественный резонанс остается одним из немногих способов добиться справедливости:

– Так не должно быть, на деятельность следствия и судов должна больше влиять правовая работа, чем общественный резонанс, но такова реальность.

Публичное освещение пыток помогло правозащитникам добиться реальных сроков для девятерых фигурантов “ярославского дела” о пытках заключенных. Саратовский УФСИН уволил 18 сотрудников после публикации видео с пытками в тюремной больнице. 

Говорить о пытках публично не стоит только в двух случаях: если пострадавший возражает против публикации и если он находится в уязвимом положении (например, все еще сидит в колонии, сотрудники которой его избили). Иначе человеку можно навредить.

По мнению Якова Ионцева, чтобы люди перестали одобрять насилие как инструмент дознания, они должны опасаться пыток больше, чем потенциальных преступлений. Это возможно в двух случаях.

В первом люди должны долгое время жить в безопасности: без массовых трагедий и сопутствующих допросов с пристрастием. И постепенно осознать, что пытки - это дикость. Такая же, как публичные наказания (Россия постепенно отказывалась от них с 1785 по 1904 годы) или смертная казнь (мораторий на нее ввели в 1996 году). 

Во втором случае люди должны увидеть в пытках опасность для себя лично, если силовики начнут пытать всех подряд.   

Еще один способ снизить толерантность к пыткам – просветительский.

– [Нужно] объяснять людям, что в пытках плохого не только для самого пытуемого, но и для них лично. Например, что применение пыток ставит под сомнение добытую информацию. Что следствие и судебное разбирательство подменяются получением подписей под протоколами, – сказал Яков Ионцев.

 

В подзаголовках упомянуты песни:

«Порнофильмы» — «Арест» и «Мы вам не верим» (музыканты покинули Россию, некоторые их песни запрещены по требованию Роскомнадзора);

Joker James — «Реалити чек» (музыкант покинул Россию);

Влади х Комитет против пыток — «Статья, которой нет» (в клипе снялись пострадавшие от пыток, группа Влади «Каста» попала в список «запрещенных артистов»);

«ДДТ» — «Новости» (концерты «ДДТ» отменялись в России, солист получил административное наказание по статье о дискредитации армии).